17.08.2010 в 14:00
Пишет Diary best:Пишет Scally:
Про мою бабушку и про человека, который в трудную минуту смог поддержать ее всяческими способами, а возможно даже спасти в нелегкое время после войны.
читать дальше
После войны множество изуродованных городов на территории Советов начинали свою жизнь заново и, спустя четырнадцать лет, почти везде стояли новостройки, были оборудованы парки и общественные здания. В то время маленький латвийский городок Резекне только начинал подниматься из руин. Он был почти полностью разрушен во время немецких бомбежек, и теперь его постепенно восстанавливали – строили новые жилые дома, заводы и больницы. В северной части города дома строили на костях. До самой капитуляции там находился большой концлагерь и захороненных наспех людей было столько, что выбрать все останки так и не сумели.
А пока шло строительство, многие резекненцы ютились в крошечных коморках, зачастую сколоченных просто из дерева. В одной из таких коморок с мужем и дочерью жила моя бабушка Валя.
Родилась она на высокогорном Кавказе в русской семье, оттуда уехала учиться в беспокойную Одессу, затем в Ригу; по распределению три года отработала в морозной Сибири и, наконец, осела в Резекне.
Семен, тоже из русских, был на семь лет младше, но супругов такая разница в возрасте не смущала. Тем более, Валю и в шестнадцать принимали за десятилетнюю девочку, и в свои тридцать она выглядела совсем молоденькой девушкой. Семен шоферил, Валя работала на льнозаводе – проверяла аппаратуру. Жили втроем в однокомнатной квартире, куда едва умещались кровать, сундук, низкий столик, табурет, детская кроватка и печка. Валя не горевала – по сравнению с прошлой военной жизнью, голода и уборки мертвых с пристани, неприятность в виде тесной квартиры казалась сущим пустяком.
Когда Ирочке исполнилось полгода, Семен уехал зарабатывать на Север. Хоть и родился он в тихой латгальской деревушке, широкая русская душа его требовала простора и разнообразия, поэтому, недолго повздыхав, сиротливо глядя в узкое окно, Семен собрал пару белья, робу, теплую одежду и в очередной раз отправился покорять далекий Север. Эта поездка была уже не первой, правда, иногда такие зароботки завершались телеграммой с просьбой выслать денег на обратную дорогу.
Валя не знала, что делать. Она работала, и оставить маленького ребенка было не с кем. Отдавать дочь в ясли Валя боялась – однажды из яслей Ирочку забрали в полузаморенном состоянии и еле выходили.
Единственным выходом было найти няню, но денег было очень мало, и Валя не представляла, что кто-то может согласиться работать за такую маленькую плату. Но вскоре няня нашлась.
Как-то поутру к Вале домой пришла старушка – невысокая, в аккуратном светлом платочке, который покрывал совершенно белую голову. Пришла, и, поздоровавшись, вразу попросила отвести ее к девочке.
- Подождите, - робко возразила Валя, - я платить много не смогу, может Вам и не подойдет...
- Пропаду я без твоих денег! – грубовато перебила Валю старушка. – Мне государство, слава Богу, пенсию платит. Ты показывай девочку-то!
Звали ее бабушка-Варушка. С этого дня она оставалась смотреть за Ирочкой, пока Валя была на работе. Семен появлялся редко и ненадолго, и снова уезжал на заработки.
Ирочка подростала. Однажды Валя, не удержавшись, спросила бабушку-Варушку, почему она работает, но совсем не берет денег.
- Хочется поняньчить маленьгого-то, - призналась бабушка. – Зять мой, остолоп, все деньги собирает, капиратив хочет, а моя дуреха его слушает. Запереть мне их, что ли, вдвоем, пока внука мне не родят?
Была она рукодельница и до сказок мастерица, одно только смущало Валю – материлась бабушка-Варушка самым бесподобным образом. Материлась, правду сказать, в основном, по делу.
Под окном дома, где жила Валя был маленький садик. Там среди цветочных кустов росли морковка, лук, горошек и свекла. Валя ставила на скамейку тазик с водой, объясняла Ирочке, где можно рвать морковку, и оставляла ее играть на улице. Ирочка приводила в садик дворовых ребятишек и с важностью трехлетней хозяйки расказывала им, где можно собирать овощи. Малыши таскали морковку, мыли ее в тазу, и под окнами то и дело раздавался аппетитный хруст.
Бабушка-Варушка повадилась приходить пораньше - выпалывать сорняки. Валя, чувствуя неловкость (человек работает, да еще и грядки полет!), просыпалась спозаранку и очищала землю от сорняков. Однако, бабушка-Варушка быстро разгадала эту хитрость. Когда Валя, закончив с сорняками, умывалась, бабушка, уперев в бока руки, разразилась возмущенной речью:
- Это что ж делается, а? Я прихожу с утра, чтобы на грядках покопаться, а ты уже все выполола! Просили тебя? Что ж ты за...,– и она наградила Валю чередой сильных, но непечатных слов. После этого Валя опасалась повторять утренние прополки, и бабушка-Варушка полностью завладела грядками, добавив к детским лакомствам еще и репу.
А вот со здоровьем у Вали не ладилось. Все чаще мучил ее кашель и боли в легких. Тогда Валя еще не знала, что больна туберкулезом и свои недомогания приписывала простудам и сырой погоде. С деньгами стало совсем плохо, Семен давно уже ничего не присылал, брать сверхурочные уже не было сил, а расходы только росли. Нужно было покупать лекарства для себя и Ирочки, которая часто простужалась, ребенок быстро вырастал из одежды, еда стоила дорого. В один из таких дней Валя обнаружила, что денег осталось всего-ничего, а до получки еще две недели.
Валя стала уходить на работу голодная, оставив Ирочке и бабушке только батон хлеба и бутылку молока. Не ела она и на работе. И только вечером, придя с работы, доедала остатки молока и хлеба.
Через пару дней, когда Валя вернулась вечером домой, то явно почувствовала запах жаренной картошки, доносящийся из-за ее двери. Трижды пережив страшный голод, Валя знала, что иногда такое бывает – воображение играет с человеком злую шутку. Но картошка на сковороде посреди стола была совершенно настоящая.
- Откуда? – тихонько ахнула Валя.
- Картошка-то? – спокойно спросила бабушка. – Да, видать, из земли, и сорт хороший... Ты накладывай, долго ли ей остынуть?
С тех пор бабушка-Варушка хозяйничала вовсю. Сговорившись с дочерью, тайком от зятя, уносила в сумке картошку, сало, яйца, а иногда даже творог и, пока Валя была на работе, готорвила обед. Поначалу Валя пыталась возражать, но бабушка ловко подавляла малейший бунт уже известным способом.
Но потом болезнь взяла свое. Семену пришлось вернуться, подросшую уже Ирочку отдали в садик. Больше года провела Валя в больницах и санаториях и... выжила. И только окончательно выздоровев, вернувшись домой, она вспомнила, что за это время ни разу не виделась с бабушкой-Варушкой. Когда Семен в субботу был дома, Валя испекла черничный пирог, и они втроем отправились ее навестить.
Дверь открыла дочь. Узнав, что пришли к маме, обрадовалась. Говорила она громко, но довольно бессвязно, как человек, который сильно торопится:
- Рады-рады, помним... А нам сейчас уходить, собрание... Боимся оставлять... Вы так воремя! Я бы не ходила, но велено в обязательном порядке. Проходите, сюда вот. Пусть муж расскажет, мне еще накраситься надо!
Оказалось, что у бабушки-Варушки уже давно было плохо с головой. Когда дочь с зятем были на работе, она уходила из дома, и ее приходилось искать по всему городу. Запирать ее боялись, мало ли что... Иногда просили присмотреть соседей.
- Мама, к тебе пришли! – крикнула из кухни дочь.
Бабушка-Варушка вышла из комнаты. Была она такой же ка и раньше, только во взгляде ее появилась незнакомая Вале смесь настороженности и неуверенности, словно сейчас она впервые их видела. Взглянув на нее, Валя почувствовала в душе какую-то неотвратимую безнадежность, и, словно подтверждая это чувство, бабушка-Варушка спросила:
- А вы кто?
- Как же... Я Валя, это Сима, а вот Ирочка..., - и боясь, что бабушка их так и не вспомнит, Валя стала торопливо рассказывать об их прошлой жизни.
- Ну, заходите, чего стоите-то, - вдруг снова став собой, распоряжалась бабушка. – Ирочка-то ка подросла! А, ну-ка раздевайтесь, сейчас чай будем пить!
Пока закипал чайник, Валя рассказывала про Ирочку, про санаторий, о том, что трудно им было, но справились; бабушка-Варушка расставляла чашки и радостно кивала. И вдруг, уже разлив чай, растерянно спросила:
- А ты... кто?
Валя объяснила снова. Потом еще раз. И еще. Бабушка-Варушка теперь хорошо помнила только те события, которые произошли с ней давным-давно. Вспоминая их, она на глазах молодела и рассказывала так живо и интересно, что Валя невольно забывалась, вместе с нею окунаясь в бесшабашную и яркую молодость...
Внука бабушка-Варушка так и не увидела. Да и был ли он вобще? Вряд ли... Ведь подстать кооперативной квартире нужна была машина, гараж, дача..
И все-таки ее называли бабушкой...
Называют ее так и сейчас.
URL записи
URL записи
Что ж там папанька на Севере такое делал? Или как в песне - "Я на Вачу ехал плача, возвращался - хохоча..."???