Заранее оплаченные блоггеры наносят новый удар по Великому Режиссеру

[TrashTanker]

Случилось страшное — Никита Михалков повстречался с постмодернизмом.



Конечно, кажется странным, что художник такого масштаба и так тонко понимающий жизнь человеческого сердца вдохновился уже списанной в утиль модой — в постмодернизм наигрались уже все (включая графоманов и студентов творческих вузов), ему на смену пришел постпостмодернизм, да и тот был выброшен за полной бессмысленностью и невозможностью извлечь из него хоть какое-то содержание. И вот Никита Сергеевич разглядел, похоже, в старой бижутерии тусклый блеск, намекающий на семейные драгоценности. Ведь не случайно же именно этот ход был использован в последней, самой значительной, по мысли создателя, части киноэпопеи.

Или дело в другом? Не первый раз мы там, где дело касается Никиты Сергеевича, сталкиваемся с некоторым запазданием. Вот и в Сеть со своим "Бесогоном" он вышел с задержкой и страстью, которая должна была бы искупить опоздание, но вызвала ощущение некоторого конфуза.

Только не смейтесь. Но так получается, что главный герой последней части трилогии "Утомленные солнцем" "Цитадель" — паучок. Правда-правда. Генерал Котов во главе своей, если можно так сказать, армии — а он ведет на приступ неприступной цитадели 15 тысяч гражданских людей, пытавшихся было пересидеть войну (ан не вышло), вооруженных палками вместо ружей и автоматов, и, конечно же, попадает в прицел снайпера. Но какое-то темное пятнышко мешает снайперу. Он приглядывается — ба, да это паучок на тонкой нитке спустился к прицелу. Всюду жизнь, так сказать. И она, как мы знаем, сильнее смерти. А паучок, оказывается, мощнее цитадели. Снайпер высовывается, чтобы снять паучка, попадает на мушку к русскому снайперу, который с хорошей улыбкой пробивает тому голову. Немецкий снайпер падает ниц, вместе с ним падает сигарета (или трубка?), затем занимаются ноты, в изобилии рассыпанные по укрытию снайпера, огонь перекидывается на хлопчатобумажные перчатки, оттуда распространяется по деревянным перекрытиям.

Что дальше? Неприступная цитадель взлетает на воздух с максимальным грохотом и потрясением для вооруженной палками толпы. В числе прочих по-хорошему поражен и генерал Котов, почему-то вместо генеральской шинели одетый в потрясающее кожаное пальто очень хорошей выделки, на котором просто роскошно смотрятся алые с золотым шитьем погоны.

Вот так — мышка за кошку, кошка за Жучку, Жучка за внучку... Ну дело и пошло. Нет, есть еще кто-то сверху. Тот, кто послал в "Предстоянии" бездушную мину, спасающую хороших и наказывающую плохих.

А тут — паучок.

Кроме паучка в фильме принимают участие неизменная мышка-норушка (проживает в одном помещении с немецким снайпером и гибнет от супервзрыва вместе с цитаделью), комар-пискун (тут прямая аллюзия со сказкой о царе Салтане, комар проделывает сложный путь от яйцеклетки до неубиваемого насекомого, заставляющего весь штрафбат задуматься о роли случая на войне — боец наклоняется согнать комара, а тут немецкий снайпер и влепляет в то место, где только что была его голова, пули) и бабочка, как всегда, символизирующая бренность человеческой жизни (то есть жизни Мити, героя Меньшикова,— с хлопком, губящим бледное насекомое, прерывается и его путь).

Перед премьерой "Цитадели" режиссер Никита Михалков особо указал на глубокую связь с фольклором своего последнего творения, предложив видеть в нем — да-да — сказку. Так что паучок в высшей степени оправдан. Также Никита Сергеевич объяснил: "Цитадель" — глубоко метафизическое произведение. И если "Предстояние" было о жизни рядом со смертью, то "Цитадель" — это о смерти рядом с жизнью. Потому что там, где все только начинается,— уже есть конец, а там, где заканчивается,— видно начало конца и конец начала. В общем, сказал мастер, это постмодернистское произведение, с чего мы и начали.

Таким оказался финал самого масштабного кинопроекта современной России.

Он начался почти 20 лет назад с бюджета в 2,8 млн долларов, "Оскара" и большого приза жюри Каннского кинофестиваля. Завершился, как мы знаем, провалом в прокате и на фестивалях первого фильма второй части (потому как конец — это только начало конца, как нам объяснили), то бишь "Предстояния", рекордным бюджетом в 33 млн евро и "Цитаделью" с бессмысленной постмодернистской каруселью, где главный негодяй (герой Меншикова) оказывается невольным благодетелем и спасителем, новая жизнь приходит в мир во время смертного ада (сцена рождения ребенка под бомбежкой), Котова возвращают из штрафбата к былому величию, чтобы кинуть на безумный приступ цитадели с невооруженной толпой, а русская бабка (Инна Чурикова) закрывает своим телом контуженого немца (с ним в финале встречается контуженая Надя — так что в сложной постмодернистской схеме противовесов все соблюдено).

Все возможные штампы — а что есть посмодернизм, как не игра со штампами и выворачиванием их наизнанку,— использованы и делают фильм абсолютно просчитываемым и предсказуемым. А дурная бесконечность упакованных друг в дружку образов-матрешек приводит режиссера и зрителя не к взлету души и новым открытиям, а на старую дачу, так празднично и счастливо снятую 20 лет назад, а нынче забитую старым хламом и ощутимо требующую ремонта.

Правда, пусть не историческая (этого тут нет, предупредил сам мэтр перед показом!), но характера, страдание надорвавшегося сердца, бедная любовь — все то, что так тонко умел делать Никита Михалков,— в этом фильме оказались совершенно не нужными (постмодернизм!) и выброшенными на помойку.

Впрочем, сказки рассказывают не для того, чтобы потрясти душу, а чтобы преподать урок. А Никита Сергеевич, как мы знаем, в последнее время все больше уходит в духовное наставничество.

Попробуем извлечь этот урок и мы.

Понятно, что в дурной бесконечности образов-перевертышей сама цитадель, давшая название фильму, это меньше всего крепость на горе. При внимательном просмотре фильма становится ясно: главная цитадель, которую штурмует герой Михалкова, это ускользающая молодость. Да какая там молодость — зрелость! Которая, будь она неладна, торопится смениться мудростью и благородными сединами. А главная драгоценность, за которую борется комдив Котов,— власть альфа-самца, на которую посягают более молодые, наглые и ничтожные. Понятно, что сам создатель фильма меньше всего имел это в виду. Но игрушки с постмодернизмом тем и коварны, что выворачивают и показывает иногда совсем не то, что хотел сам автор.

Это ведь в сценарии между событиями первого фильма и последнего прошло 7 лет, и главному герою в 43-м году те же 43 или 44 года. Но для создателя эпопеи и исполнителя главной роли минуло почти 20 лет. И то мощное эротическое чувство, которое создавало напряжение внутри любовного треугольника в "Утомленных солнцем - 1", в последнем фильме самым неожиданным образом выродилось в погоню главного героя за сексуальными победами и ускользающей бодростью. В попытку показать — да я еще очень и очень.

Конечно, очень!

В седле, например, Никита Михалков смотрится отлично. Только в тот момент, когда Котов вскакивает на лошадь, камера почему-то стыдливо отворачивается к зарослям орешника. То же чувство зрительской и операторской неловкости вызывает и сцена любви между главным героем и его женой, прямо отсылающая нас к первому фильму (естественно, художника тянет к воспоминаниям о собственном триумфе, так что по-человечески понятно, почему в "Цитадель" включено несколько отрывков из "Утомленных-1"). Может, поэтому камера фиксируется на слезах Маруси (в "Цитадели" это Виктория Толстоганова, сменившая ретировавшуюся Ингеборгу Дапкунайте), пропустив момент высшего блаженства, но сосредоточившись на том, с каким удовольствием герой лежит. И видно — хорошо лежать Никите Сергеевичу. Вот устал, прилег.

Жена уезжает от Котова (у нас, постмодернистов, обретение, понятно, оборачивается расставанием), и тот гуляет на свадьбе потерявшего ноги фронтовика. Утрата жены, естественно, в свою очередь, должна обернуться обретением — и тут же возникает темпераментная брюнетка, которую Котов с ходу целует так, что видавшая виды бабенка валится с ног. Страстный поцелуй заканчивается вполне равнодушным похлопыванием новой подруги по крупу.

Безжалостное наступление возраста, как крапива на заброшенном дачном участке, лезет из всех щелей. Из проваленной эротической сцены. Из тщательной работы оператора. Из сценария, написанного той же недрогнувшей учительской рукой. А как объяснить старческую болтливость, поразившую Котова в этом фильме? А его непонятно откуда взявшуюся тягу к воспоминаниям — по любому поводу. Уже никто ничего не помнит, но Котов изводит всех воскрешением сцен ушедшей жизни и поисками пропавших фотографий. А крашенные в соломенный цвет волосы, отсылающие нас к балабановским "Жмуркам", так же как неожиданная привычка Котова свистком обращать на себя внимание домашних.

Тяжело удерживать молодость.

Уже хочется не оказаться в крепких объятиях этого наглеца с холеными усами, а просто с ним душевно поговорить. А ведь ему и правда есть что рассказать.

Как говорится, до 30 лет женщину спасает красота, потом работают связи, а после 50 — только наличные и дети.

С детьми все неплохо. Лучшие сцены этого фильма - это, несомненно, сцены с Анной и Надеждой Михалковыми.

С наличными — тоже. Бюджет в 33 млн евро еще долго будет предметом страстной зависти в кинематографической среде.

Есть еще и символика, которую запоздало и невыгодно для себя осваивает режиссер. Ну скажите, что означает голая палка, с которой Котов идет на штурм цитадели? А железный палец, которым наш герой заменил разбитый на допросах?

Этот палец — всем пальцам палец, он и режет, и колет. Богатый потенциал. Еще чуть-чуть — и наш Котов уже Бэтмен.

Я только не поняла, выдвижное там лезвие или нет.


Взято отсюда по наводке от  Гемма.